Исаак Штокбант: «Моя жизнь – театр»

Исаак Романович, вы – один из редких руководителей театра, имеющих не одно, не два, а несколько образований…

До театрального у меня было даже два «первых» образования (улыбается). Кроме военного института иностранных языков есть еще артиллерийско-минометное училище, которое я коротко, за несколько месяцев закончил во время войны.

А какой иностранный язык у вас в активе?

Конечно же, немецкий. Не могу сказать, что очень уж он у меня в активе, но я читаю, могу говорить. Учился-то я полвека назад: многое утрачено…

Долго ли пришлось «отрабатывать» военные познания?

Войну я закончил мальчишкой: мне было 19 лет, но я уже был офицером, у меня был орден Красной Звезды, медали… Всего 18 лет прослужил в армии: подполковник запаса, но это – прошлое. В 1960 в армии были большие сокращения, и я от армии освободился. Дяденька офицер прибежал учиться в театральный институт (улыбается)… Так уж вышло, что моя жизнь делится на две части, теперь моя жизнь – театр.

Но и в театре вы обращаетесь к военному прошлому…

Да, сейчас к 70-летию Победы над фашистской Германией мы со студентами поставили спектакль «Когда нам было 20». Назвали мы его так потому, что там играют молодые люди, студенты, и играют они своих сверстников из разных лет и времен. В этом спектакле звучат знаковые песни, представлены различные исторические периоды. Например, весь мир поет «Не слышны в саду даже шорохи». Это песни-память, песни-символы, мы проживаем в них жизнь человеческую. И большой блок – песни о войне, которые не умирают, несмотря на то, что люди приходят в этот мир и уходят из него.

В августе у вас и личный юбилей. Вы Лев по характеру?

Не берусь судить, но после того, как окончил театральный институт, ни разу (это за 50-то лет!) не был рядовым режиссером – всегда главным. Видимо, какая-то руководящая жилка, как я предполагаю, осталась у меня от офицерской службы… Сначала был главным режиссером Красноярского театра. Тогда со мной вместе туда поехали и другие наши выпускники – Лариса Малеванная, Гена Опорков (царство ему небесное)… Руководил я этим театром четыре года. Когда я его принимал, одна дама в министерстве сказала: «Ну, Исаак Романович, поработаете там, наверное, года три…». Я даже возмутился: «Да что вы, почему же? Я дольше проработаю». А она: «Вы – ленинградец, а они, где бы ни работали, всегда домой возвращаются». Но так сложилось, что меня из Красноярска на постановку пригласил московский театр имени Гоголя, и мне предложили там остаться. Тогда все строго было: из Красноярского крайкома партии тут же пришла бумага о том, что я буду исключен из партии, если стану «невозвращенцем». Что значило быть исключенным из партии? Я же стал во время войны коммунистом! А после исключения могли и дворником-то никуда не взять… Но мой спектакль увидел министр культуры Карелии, который тут же предложил мне поехать главным режиссером в Петрозаводск. Я ему говорю: «Нет, мне надо в Красноярск возвращаться», а он говорит: «А если я договорюсь?..».

Такие перемещения тогда только через министерство происходили…

Точно так. Как член партии я был приписан к Красноярску… Я собираю чемоданы, заказываю билет, но этот человек через три дня звонит и говорит: «Приезжайте. Ваше дело утрясено. Наш секретарь обкома Карелии поговорил с секретарем крайкома Красноярска, и вопрос решен». Я, конечно, помчался в Петрозаводск. Это же не Красноярск: семь часов на поезде, и ты дома, в Ленинграде…

А Карелию вы как покинули?

Я там хорошо работал (впрочем, и на Красноярск пожаловаться не могу), получил звание заслуженного деятеля культуры Карелии. Но слова о ленинградцах были пророческими: наступил такой день, когда я вдруг понял, что больше не могу там. А кто-то может с утра встать, пойти на Невский проспект, где я жил до войны… И в один прекрасный день я сказал: «Освободите меня. Семь лет я честно отслужил».

Но в Ленинграде-то вас явно не ждали…

Да, работы не было. Во всех театрах сидели свои главные режиссеры, и каждый из них подумал: «Зачем же мне бывший главный режиссер Штокбант?». Я пометался туда-сюда… Хорошо, что когда зашел в ЛГИТМиК, меня встретил мой учитель Александр Александрович Музиль, который, увидев меня, воскликнул: «Вот ты-то мне и нужен!». Он был деканом факультета, набравшего курс режиссеров эстрады. Вести его должен был Райкин, но Аркадий Исаакович уже уехал в Москву, потому что ему там дали театр. Курс передали педагогу Рехельсу, который внезапно скончался… Вот я и подхватил этих ребят на втором курсе. Никого не прогонял: можно сказать, их учил, и сам учился. Ведь я окончил институт по профилю драматического театра и руководил драматическими театрами… Выпустил этих, набрал других. Вот Семен Спивак у меня учился, хороший руководитель театра, который, считаю, у нас один из самых интересных, и Юрий Гальцев – художественный руководитель Театра эстрады имени Райкина.

Сложно молодых учить?

Меня недавно спросили: «Исаак Романович, сколько же лет вы уже учите?». Я говорю: «Сорок лет. И не надоело». Вот и сейчас: на носу неприятный юбилей, а у меня курс набран… Давно уже я вошел в такую жизнь, в которой чередуются и совмещаются театр и курс. Театр 50 лет, курс – 40 лет. И знаете, мне это в радость – утром и днем я репетирую с актерами. Это трудная, сложная жизнь: репетиции, выпуски спектаклей, нервы, трата сил… Я, конечно, работаю не один: режиссеры театра Михаил Смирнов, Ника Козоровицкая, Катенька Соболева – это мои ученики.

Моя семья работает здесь – дочь, жена. Все мы крутимся, вертимся. Театр – это вообще беспокойное хозяйство, а вечером еще иду к студентам. Иду и внутренне радуюсь, что я там, с ними, отдохну. Не в смысле безделья, а в смысле, что я опять увижу, как растут люди, как они меняются, как растут актеры… Это как у садовников – вот у нас есть дача, где моя жена Аля что-то сажает, а я люблю смотреть, как это вырастает. Яблоньку вот посадили, и в один прекрасный день я вдруг замечаю, как на ней яблоко появляется…

Вы по жизни, выходит, наблюдатель?

Да. И мой театр – это все мои ученики, мои дети, даже внуки уже. И я люблю наблюдать за ними.

А за зрителями, которые приходят к вам?

Без преувеличения могу сказать, что мы, наверное, самый популярный театр в городе. У нас уникальная посещаемость – 86%, это, по сути, всегда аншлаги. Зрители знают, что их тут не оскорбят какой-то пакостью, не произнесут на сцене матерного слова… Наши зрители знают, что получат удовольствие от встречи с театром, что уйдут они с хорошим настроением. И я считаю, что таково истинное назначение театра.

А вы интересуетесь тем, что хочет увидеть зритель в вашем театре?

Мы назвали свой театр «Буфф». Почему? Я преподавал и преподаю на кафедре музыкального театра и эстрады, и когда я стал превращать выпуск 1983 года в театр, когда возник «Первый концерт», когда поставили столики в зале, меня спросили: «Как вы собираетесь назвать свой театр?». Я ответил, что это театр-кабаре…

Полное безобразие для советской действительности…

Конечно! И мне сказали: «Нет. Идите и подумайте». И на ум мне пришло слово «буфф». Поискал в литературе: оказалось, первый Буфф у нас открылся в 1870 году… Словом, нашел историческую подоплеку, которая невероятным образом сплелась в чиновных умах с пьесой «Мистерия-Буфф» Маяковского. Меня похвалили за «пролетарское» название и одобрили его… Это я к тому, что наша эстетика определена была сразу, но она не клоунская. Мы просто не играем жесткую драму и трагедию. Мы играем комедии, музыкальные комедии, мюзиклы, шоу-программы. У нас три сцены. Есть сцена для малышей не старше четвертого класса. Есть кабаретный зал: уж буфф, так буфф…

За столько лет в городе у вас так и не появилось конкурентов. Почему?

Театры создает молодежь, и ныне у нас в городе возникло огромное количество государственных и негосударственных театров. Но ни одному молодому человеку почему-то никогда не приходит в голову создать театр веселый, радостный, где люди будут смеяться. Их тянет на «серьезный» театр. А жизненный багаж, жизненная школа, наверное, приводят к другим желаниям…