Анна Коршук: "Эксперимент - штука чертовски привлекательная"
Санкт-Петербургском музыкально-драматическом театре «Буфф» полным ходом идут репетиции пьесы Николая Эрдмана «Самоубийца» (режиссер-постановщик Александр Строев). Роль эксцентричной дамы Маргариты Ивановны Пересветовой примерила на себя одна из ведущих актрис театра Анна Коршук. Своими размышлениями о новой работе и о многом другом артистка поделилась с театральным критиком Светланой Рухля.
Анна, Пересветова — первая ваша героиня, принадлежащая к описываемому Эрдманом временному слою?
Нет, Нюша Кошелькова. На первом курсе театрального института я готовила отрывок из рассказа Михаила Зощенко «Прелести культуры», в котором такое же яркое отражение нашли и проблемы советского быта тех лет, и сложности, связанные с их преодолением... И даже танго, иллюстрирующее то мое давнее выступление, прозвучит в новом спектакле.
То есть можно сказать, что вы оказались в знакомой вам атмосфере, а насколько актуальным для сегодняшнего дня видится вам сочинение Эрдмана?
Мне кажется, ответ на этот вопрос лежит на поверхности. В «Самоубийце» так много узнаваемого, причем узнаваемого не на внешнем уровне, а на каком-то скорее даже подсознательном, что порой возникает ощущение, что то ли написана она совсем недавно, то ли время в каких-то категориях застыло намертво. Я могла бы привести десяток абсолютно вневременных цитат.
Оставим это на откуп зрителям будущего спектакля, а мне бы хотелось обратиться к природе вашего актерского дарования, органично вмещающего в себя и «буйную» эксцентрику, и хрупкий, я бы даже сказала, аристократичный романтизм. К 20-летию творческой деятельности на сцене «Буффа» вы появились в образе Амалии — героини пьесы Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» в постановке Владимира Аджамова. Это было что-то совершенно непостижимое…
Спасибо (улыбается), Амалия — не первый мой опыт подобного рода. Несколько лет назад Аджамов ставил на сцене петербургской консерватории балетный спектакль по «Очарованному страннику» Лескова, посвященный памяти балетмейстера Леонида Лебедева. Я была введена в него как Душа странника… облачена в «глухое» длинное платье черного цвета… читала фрагменты лесковского текста… Кроме того, этот образ по замыслу постановщика был необыкновенно выразителен пластически. А я всегда имела склонность к пластике, движению, поэтому мечтала поработать в этом ключе вновь. И вот появился «информационный повод» и представился случай.
Это был смелый эксперимент.
А я вообще люблю экспериментировать (улыбается), это, конечно, страшно, но… чертовски увлекательно! Пожалуй, если бы меня попросили определить мое творческое кредо, на первый план я бы поставила желание экспериментировать — с текстом, с формой, с пластикой, с расширением любых рамок. И, наверное, это закономерно (улыбается), ведь «тяга к эксперименту» была заложена с первой увидевшей свет рампы пьесы Исаака Романовича Штокбанта «Одна ночь из жизни женщины», сыграть которую он доверил нам — совершенно неопытным молодым актерам! А потом в моей жизни «случилась» Клея в спектакле Штокбанта «Эзоп» по пьесе Гильерме Фигейредо «Лиса и виноград» — нетипичная, непривычная, необычная…
А я позволю себе вспомнить Кусок пластилина из вашего дебютного спектакля на сцене «Буффа» «Кот в сапогах», тоже не самый типичный выход для актрисы, которую готовили на амплуа классической героини.
(смеется) Может показаться парадоксальным, но когда я играла свою первую главную роль на театральной сцене — красавицу-аристократку Ирен Адлер (мюзикл В. Успенского «Скандал в Богемии» по одноименному рассказу А. Конан Дойля. – С. Р.) — самое большое удовольствие получала от характерных эпизодов!
Ролей за минувшие годы было так много, что побеседовать о каждой, увы, невозможно, как бы этого ни хотелось…
Мне довелось сыграть все лучшие роли нашего репертуара. Поэтому попадание в «Буфф» я считаю «счастливым билетом».
Но ведь всегда остается что-то «маячащее за горизонтом».
Не ждите от меня авторов и названий (улыбается). Самое интересное для меня — это сделать то, что еще никогда не делал, что даст толчок к дальнейшему развитию. Плохо, когда читаешь пьесу и слышишь интонацию, результат должен рождаться в процессе, а если он очевиден сразу, значит, это не движение вперед, а повторение пройденного, дублирование чего-то сделанного прежде. Мне жалко, когда «уходят» спектакли, но «вечно живые» меня пугают больше. Для меня главное, чтобы было где экспериментировать. Не эксплуатировать найденное, оно-то уже никуда не уйдет, а открыть в себе что-то еще.
Infoskop. Апрель 2016.
