Евгений Александров: "Служа другим, сгораешь сам"

Евгений, познакомившись с множеством ваших театральных работ, всегда удивлялась вашей способности к перевоплощению, вот и в "Своих людях" в какой-то момент грань между вами и купцом Большовым полностью стирается, даже подумалось, неужели есть столь глубокое пересечение судеб.

Ой, нет! У меня сын и две дочери, но я даже на секунду не могу представить этот сюжет в своей жизни и не просто не могу, не хочу, я играю эту роль и как бы внутренне "перекрещиваюсь".

Тем более удивительна та подлинность, которой вам удается добиться, приоткроете завесу?

Попробую. У меня был свой взгляд на образ Большова, мне он казался человеком очень живым и несколько истеричным, теперь я понимаю, что приписывал ему собственные черты. Но постановщик спектакля Исаак Романович Штокбант убедил меня, что я иду по неправильному пути. В пьесах Островского много "говорящих" имен, вот и сочетание Самсон Силыч Большов — не случайно. Это человек рассудительный и очень в себе уверенный, а это значит, что ему несвойственно дергаться, суетиться, и он, в принципе, не может предположить какой бы то ни было оплошности со своей стороны. Поэтому происходящее в финале становится полной неожиданностью и для него самого, и для зрителя. Помните слова, которые Большов говорит Подхалюзину: "Ведь я тебя мальчишкой в дом взял, подлец ты бесчувственный! Поил, кормил вместо отца родного, в люди вывел"? И произнося эти слова, он все еще не в силах постигнуть совершенное предательство. Так же и с дочкой. Мне до сих пор кажется, что финальный диалог с дочкой надо сделать "пожирнее", но у меня любая роль полностью выстраивается постепенно,спектаклю к пятнадцатому. Актер — инструмент в руках постановщика и поначалу примеривает на себя "костюмчик" от режиссера, и только в процессе работы происходит полное "слияние" режиссерского и актерского, и образ становится полностью своим.

"Свои люди" — третья, после спектаклей "Все тот же “Лес”" (по пьесе "Лес") и "Дневник авантюриста" (по пьесе "На всякого мудреца довольно простоты"), сценическая версия пьесы Островского в театре "Буфф" и создается ощущение, что с Островским у вас особенные отношения.

Можно и так сказать (улыбается). Я студентом ЛГИТМиКа на курсах Товстоногова и Сулимова— есть такая практика приглашать студентов с других курсов— сыграл Незнамова и Великатова в постановках пьес "Без вины виноватые" и "Таланты и поклонники", участвовал в постановке "Дикарки". И считаю, что Островский— автор, который никогда не устареет и которого надо обязательно ставить, другое дело, режиссерам, берущимся за его пьесы, я бы посоветовал не забывать врачебный лозунг "не навреди". Не надо придумывать ничего ультрасовременного. И мне очень не нравится, когда начинают радикально осовременивать Шекспира, Островского, Чехова, Достоевского, хотя я и не утверждаю, что прав, это мое личное мнение, которое я никому не навязываю.

Предположу, что, в отличие от Большова, Несчастливцев в "Лесе" был близок вам изначально.

Это мой любимый герой и любимый спектакль, мне нравится в этой постановке абсолютно все, чего никогда не было в моей актерской жизни. Но работа над ролью не была простой: у меня долго не получался финальный монолог, пока однажды меня не отвел в сторону работавший тогда в театре Вячеслав Варкин. Не буду повторять слова, которые он мне сказал, но двух-трех фраз хватило, чтобы все сложилось.

Когда-то вы были обольстителем Дон Жуаном в мюзикле В. Успенского по комедии Мольера и изворотливым Каллимако в "Мандрагоре" Макиавелли, сейчас в вашем репертуаре есть даже Осип в "Ревизоре" Гоголя. Как произошел переход к ролям возрастным, характерным?

Совершенно естественно: никаких "трагедий". Если отталкиваться от того, что человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, то я еще не родился (улыбается), но прожитые годы дают о себе знать, я стал въедливо читать пьесы еще до разбора с режиссером и "ковыряться" в них, теперь только когда сложу у себя в голове кубик Рубика, понимаю, что работа пошла. Хотя, наверное, это логично (улыбается): педагог нашего курса Анатолий Самойлович Шведерский называл меня "почемучкой", потому что пока я не получал ответы на все вопросы, ничего не мог сыграть.

Режиссеры вам больше помогали или мешали?

По-разному. Одно могу сказать, я бы не смог работать с режиссером, который только самовыражается. На мой взгляд, режиссер должен полностью раствориться в актерах. Я ведь видел, как репетировал Товстоногов: он любил своих актеров как детей, актеры для него были не пешки, реализующие некий гениальный замысел, а участники творческого процесса. Полноправные участники. Я не говорю, что плохо, когда режиссер показывает через актеров исключительно свой внутренний взгляд, но для меня самая гениальная режиссура та, которой не видно.

На своем актерском курсе в Университете профсоюзов вы сами ставите спектакли?

Да, только сам. Мы творим действо, пытаясь максимально раскрыть автора. Мой главный принцип воспитания студентов: служа другим, сгораешь сам — и, конечно, этика. А также полная самоотдача, когда приходишь в класс, ты должен все свои личные отношения и переживания оставить за дверью.

Infoskop. Июнь 2019.