Андрей Лёвин: "Голос должен срастаться с картинкой"

В минувшем сезоне Лёвин ярко сыграл на сцене театра эксцентричную роль Александра Петровича Калабушкина в спектакле «Пиф-Паф!» (по пьесе Н. Эрдмана «Самоубийца»), в настоящее время репетирует роль фермера Партанена в постановке «За спичками» по повести финского писателя Майю Лассила. А еще на подходе съемки в новом сезоне популярного сериала «Чужой», где артист появится в образе полюбившегося зрителям опера ОРБ Алексея Касимова. Об этих и других работах Андрей Лёвин рассказал театральному критику Светлане Рухля.

Андрей, широкому кругу вы больше известны как актер дубляжа, в частности как голос короля лемуров Джулиана из культовых «Мадагаскаров» и Иккинга в анимационном цикле «Как приручить дракона». Поиск голоса — процесс творческий или технический?

— (улыбается) Мучительный. Потому что голос должен срастаться с картинкой и срастаться органично. Случается, попадаешь сразу, бывает, ищешь долго и трудно. Когда писали «Мадагаскар-2», где я впервые озвучивал Джулиана, передо мной была поставлена задача не имитировать южно-восточный акцент — он прозвучал бы чересчур карикатурно. Методом многочисленных проб удалось найти какое-то подобие акцента, а также дополнить голосовую палитру срывающимися нотками. На первом же фильме мне посчастливилось работать с замечательным режиссером дубляжа Людмилой Демьяненко, она познакомила меня со спецификой озвучки, и повезло начать сразу с главной роли, тогда как многие начинают с малого. В 22 года я озвучил 14-летнего подростка — его играл ставший впоследствии звездой «Трансформеров» Шайа Лабаф — в фильме «Клад». К слову, по устоявшейся практике «региональные» голоса для проката фильма в той или иной стране утверждает страна-производитель, и меня утвердил продюсер из США.

С голосом вам явно повезло. Он у вас такой «многомерно-многоканальный». Даже позволил появиться в дубле с легендарным Альбертом Асадуллиным в образе Кентервильского привидения в одноименном мюзикле на сцене ТЮЗа.

Очень интересная работа! И достаточно для меня неожиданная: когда я начал готовить партию для прослушивания, решил, что дело гиблое: не спою. Выучил половину, понял, что срываю голос, на показе додавил хриплым рваным звуком... и неожиданно для себя услышал вердикт постановщика спектакля Виктора Крамера: «Понятно, что споешь...» Я, правда, на следующий день даже говорить не мог, но потом как-то приспособился.

С Крамером сложно было работать?

Нет, он не тиран (улыбается), редко повышал голос, но делал массу замечаний, которые сразу откладывались.

То есть можно сказать, что он режиссер «демократического направления», при этом хорошо представляющий, что должно быть на выходе. А с какими режиссерами вам комфортнее работать?

На мой взгляд, существует два вида режиссеров. Одни берут абсолютно всю ответственность на себя, другие — дают большую свободу актерам. Сложности могут подстерегать и с теми, и с другими. Актер, привыкший к режиссерам-демократам, не способен работать с режиссером-диктатором. С другой стороны, если оба: и актер, и режиссер — фонтанируют идеями — это тоже кошмар. Одним словом, чтобы получился идеальный тандем, актер должен четко понимать, с каким типом режиссера ему выпало работать. Я люблю работать с режиссерами, которые оставляют люфт для актера, четко обозначая при этом, что речь идет о внутренней свободе, а не о свободе во всем.

А удается ли освободиться от себя, играя то, что нехарактерно лично для вас? И где вы ищете это нехарактерное?

В этом и заключается профессия актера — искать и находить. Сейчас я репетирую роль финского крестьянина Партанена — человека зажатого, закомплексованного, маниакально боящегося города. Когда надо играть героя, кардинально отличающего от тебя поведением, эмоциями, чувствами, пытаешься отталкиваться от чего-то подсмотренного в жизни или где-то еще. Ключ к Партанену я нашел, вспомнив одного из героев американского сериала «Десница Божья» — недалекого фанатика, а когда стал перекладывать его на Партанена, он меня ассоциативно натолкнул на решение образа. Еще один персонаж, не относящийся ко мне по жизни, — Калабушкин из «Самоубийцы». Он очень брутален, витален, приземлен, кроме того, режиссер Александр Строев сделал его одержимым сексуальным желанием (улыбается). Пришлось примерить все это на себя, но примерка есть примерка, это когда находишь некие странные черты в себе — можешь испугаться (улыбается), а когда понимаешь, что можешь снять, как костюм — другое дело.

В мае 2016 года вы появились на телеэкране в образе штандартенфюрера Вальтера Шлосса в четырехсерийном фильме «Апперкот для Гитлера» и сыграли одну из главных ролей в «полном метре» — кинокартине «Диггеры», вышедшей в прокат прошлым летом. Это первые ваши столь крупные кинороли, сложности были?

О сложностях я никогда не думал, потому что уверен, что все сомнения должны быть до работы. Это все равно, что сомневаться в процессе спуска с горы. Неважно, маленькая роль или большая, если взялся, должен сделать. Кастинг к «Апперкоту» был совсем близко к съемкам, прорабатывая сценарий, я смотрел документальную хронику с выступлениями Геббельса и других сподвижников Гитлера, чтобы увидеть, как ведет себя верхушка третьего рейха, так как мой персонаж был племянником Гиммлера. Не хотел делать просто злого непонятного нациста, хотел сделать образ более широкодиапазонным, одним из референсов стал немец из «Бесславных блюдков» в исполнении Кристофа Вальца, наблюдая за ним, понял, что можно делать не просто сволочь, а сволочь забавную. У «Диггеров» был интересный сценарий, в котором параллельно существовали два времени, но, к сожалению, от исконной версии продюсеры отрезали минут тридцать, и получилась непонятная каша. Работать же было очень интересно, на съемках нас учили скалолазанию, кроме того, я впервые сознательно углублялся в актерские техники. Надеюсь, следующая встреча с «полным метром» будет более удачной.

«Инфоскоп». Май 2017